И окончание прогулки по Нюкарлебю и окрестностям — начало в предыдущей части.
43. Пройдемся теперь еще в заречную часть города — т. н. Новый город, Нюстан (Nystan).
44. Самое примечательное тут — находящийся напротив ГЭС комплекс зданий бывшей семинарии (которой тут же стоит памятник). Напомнило похожий комплекс в Раахе. Не знаю, насколько используются старые деревянные здания; на первом фото справа видно современное здание упоминавшейся уже школы Закариуса, ныне главной школы города; на третьем на заднем плане видно низкое оранжевое здание гимназии Топелиуса; а насколько школа и гимназия используют старые здания семинарии — не очень понятно. Гимназия (gymnasium) в Финляндии в наши дни то же самое, что лицей (lukio), только лицей финскоязычный, а гимназия шведоязычная, а так и то и то — отдельная школа для старшеклассников, где занимаются подготовкой к университету, и вместо которой можно пойти в ПТУ.
45. Вот на этом здании висит маленькая табличка: "В этом здании было заключено около 1500 разоруженных солдат российской армии с 4.2 по 4.6.1918. Около сотни мужчин из окрестностей были назначены охранять огороженный колючей проволокой лагерь." Тут, конечно, во-первых, встает вопрос, как физически могли 1500 человек запихать в этот дом?!
Лагеря военнопленных Гражданской войны 1918 — не самая приятная страница финляндской истории; в этих лагерях содержалось в течение нескольких месяцев, а иногда и дольше, более 80 тыс. человек, из которых умерли и были убиты 12-14 тыс. В большинстве лагерей белые финны содержали пленных красных финнов, но среди них было и 7.9 тыс. русских солдат, расквартированных в Финляндии до революции; еще летом 1917 русских солдат в Финляндии было 140 тыс., но делать им там было уже особо нечего, они массово возвращались в Россию, и к январю 1918 осталось 40 тыс. Гражданская война началась как раз с разоружения белыми русских гарнизонов в Остроботнии; первые ее выстрели прозвучали в Хулми в Лайхии под Ваасой, но вооруженные стычки между белыми и русскими были на самом деле скорее исключениями — русские массово сдавали оружие без боя, им от финнов ничего было особенно не нужно, и лично Маннергейм, главнокомандующий белых, обещал их не трогать и отправить в Россию немедленно.
На деле, однако, хорошо обходились только с офицерами, а солдат стали массово сгонять в лагеря, зачастую в скотских условиях. Их поначалу действительно пытались отправлять железной дорогой в Советскую Россию, но ввиду Гражданской войны и того обстоятельства, что Южная Финляндия и основные пути сообщения с Россией были в руках красных, это было затруднено; поначалу несколько тысяч удалось вывезти через Карелию — через Лиексу и Сортавалу — но большинство осталось в лагерях до окончания Гражданской войны, когда их наконец отправили на пароходе из Хельсинки в Петроград. Эти лагеря для разоруженных солдат русских гарнизонов (и происходившие в них расстрелы и смерти от болезней от антисанитарии) следует, таким образом, отделять от лагерей для русских, плененных в бою (см. например расстрел в Йоэнсуу), а также от известной Выборгской резни, которая была более или менее спонтанной расправой над местными гражданскими русскими, и которую белая верхушка сама официально объявила военным преступлением, но никто, конечно, ответственности не понес.
Лагерь в Нюкарлебю был одним из самых большим по количеству пленных русских — тут заключали только их, красных не было вообще. Кроме русских, конечно, были также украинцы, эстонцы, латыши, поляки, ингерманландские финны; другие национальности держали на всякий случай по отдельности, в других зданиях (не в семинарии), и, возможно, в менее жестких условиях, а в этот дом действительно пихали нары в три-пять ярусов, а в зал для торжественных мероприятий вообще в семь; на одного человека приходилось менее трех кубометров объема здания. Разумеется, антисанитария была совершенно дикая, от лагеря стояла вонь на весь город, и около ста человек погибло от болезней. Коменданта лагеря, майора Роберта фон Кремера (Robert von Kraemer, 1868-1936), считали самым жестоким из всех начальников тогдашних лагерей; за малейшие провинности он приказывал расстреливать пленных, а если провинностей не было, то хотя бы пороть; даже в городе гражданские его считали совершенно поехавшим отморозком. Под конец в мае его сняли с должности, но не за жестокости, а просто по ошибке, спутав с другим фон Кремером, и назначили потом комендантом другого лагеря в Рийхимяки; да и Леннарт Вегелиус, которого в Нюкарлебю поставили вместо фон Кремера, тоже немногим лучше оказался. Фон Кремер потом продолжил благополучную офицерскую карьеру и мирно помер на пенсии.
Расстреляно в лагере было более 40 человек; 16 расстреляли за голодовку — формально по решению военного суда, с разрешения ставки белых и, вероятно, лично Маннергейма; 14 расстреляли за раз по пьяни; 6 матросов расстреляли за попытку бегства; еще, вероятно, были отдельные казни, а также в 1970-х нашли братскую могилу около десяти человек, про которых вообще ничего не было известно. Из всех умерших и расстрелянных пленных известна личность лишь трех человек. Всего же через лагерь прошло 1938; 1500 — это только главная первая партия, потом еще понемногу довозили.
46. Ну а сейчас, кроме маленькой таблички (которую я мог бы легко пропустить и, скорее всего, вообще бы тогда пропустил этот эпизод), да и той без деталей, ничего не напоминает о том лагере. От семинарии на запад идет симпатичная Семинарская улица со старыми домиками в основном второй половины 19 века.
47. Перед ними, берегом реки — простенький променад с указателем на Токио и другие, без сомнения, важные места.
48. У Церковного моста — небольшая скульптура "Топелиус и перелетные птицы". Не знаю точно, почему именно перелетные птицы, но Топелиус и учебник по естествознанию писал в свое время (Naturens bok), где перелетных и других птиц упоминал. Скульптура 2018 года, авторства живущего в Нюкарлебю украинского художника и скульптора Андрея Коцяка (Andrii Kotsiak).
49. А прямо в торце моста стоит маленький желтый домик, Мостовая избушка (Brostugan), построенный в 1817 одновременно с первым капитальным мостом дом стражника, бравшего плату за проход по мосту с тех, кто не жил в городе. Позже в ней был зал ожидания парохода, ходившего когда-то до центра города, до строительства ГЭС. Ну а когда и парохода не стало, здесь, еще с 1930-х и до сих пор, разместилось самое, наверное, известное кафе Нюкарлебю.
50. На скалу у избушки прикреплена памятная доска о Нюкарлебюсском сражении Финляндской войны 24.6.1808. Это мелкая битва, о которой почти ничего даже не нагуглить, гораздо менее известная, чем случившаяся спустя несколько месяцев битва при Ютасе, до которой скоро дойдем.
51. Избушка и соседние домики крупным планом.
52. Жители дома у дороги, видимо, беспокоятся, чтобы их котика случайно не задавили.
53. Местная ледовая арена (а куда же в Финляндии без нее) называется, внезапно, ареной Комарова. Leo Komarov, Леонид Комаров (р. 1987) — известный финский хоккеист, родился в Нарве, его отец Александр Комаров (р. 1962 в Петрозаводске) тоже был хоккеистом. Они переехали в Финляндию в 1991 по корням как ингерманландские финны, поселились в Остроботнии, сначала в Ваасе, потом в Нюкарлебю, и, по всей видимости, стали теми иммигрантами, кто здесь интегрировался изначально на шведском языке, а не на финском. Большинство иммигрантов от такой возможности, полностью легальной (шведский в т. ч. можно сдавать на гражданство, как и финский), друг друга отговаривают; шведский хоть и считается сильно проще финского, но в большей части Финляндии, включая Хельсинки с пригородами, практически бесполезен. Но Остроботния, и особенно провинциальная Остроботния, почти целиком шведоязычная, — исключение; если тут поселиться и особо никуда не ездить, то вполне нормально можно обойтись шведским. Конечно, в наши дни товарищ Комаров и по-фински говорит без проблем; арену тут назвали в честь него, когда он в составе сборной Финляндии выиграл чемпионат мира по хоккею в 2011 в Словакии, также в финской сборной в 2022 он выиграл Олимпийские игры в Пекине. В конце 2021 как раз заключил контракт с петербургским СКА, из-за войны пришлось возвращаться и искать другие варианты, но, в общем, карьере это не повредило.
54. На южной окраине города, за мостом на въезд в центр, стоит хорошо сохранившийся комплекс построек усадьбы Ютбака (Jutbacka). Поместье существует с середины 17 века, то есть лишь чуть моложе города, и предположительно его первым владельцем был первый бургомистр Нюкарлебю, Габриэль Люнгсон. Из относительно именитых его владельцев был майор Юхан Перссон Форсман, основатель дворянской династии Форсманов (включая ветви Коскимиесов и Юрьё-Коскиненов — пара ветвей фамилии в свое время финнизировали), и хирург Вольдемар Бакман, основатель больницы в соседнем Якобстаде.
55. С 2003 поместье принадлежит специальному фонду, реставрировано и используется под гостиницу и ресторан. Это, собственно, единственная гостиница в городе как таковая.
56. Какой-то, видимо, любитель Лапландии, себе на выходящем к дороге сарае нарисовал роскошного северного оленя.
57. Переходим реку Лапуанйоки по второму мосту через нее, представляющему собой сейчас главный въезд в город; видны остатки какой-то плотины, а на берегу, вероятно, относительно современные дома. Все, город мы обошли, осталось посмотреть окрестности.
58. Пойдем с севера на юг, то есть от моря, посмотрев избранные места. Прямо на север от города, километрах в двенадцати, за крупной деревней Соклот (Soklot) расположена рыбная гавань и рыбацкая деревня Гриссельэрен (Grisselören). До 1975 эти места относились к сельскому муниципалитету Нюкарлебю (Nykarleby landskommun) — здесь, как и в большинстве городов Финляндии, город окружала исторически одноименная сельская волость, которую в конце концов к нему и присоединили.
59. Таких классическких рыбацких деревень у нас в Остроботнии, мне кажется, поменьше даже будет, чем на шведском берегу Ботнического залива, в Вестроботнии — или, может, там просто мне больше на глаза попадались — и может еще, как и с маяками, такие деревни в Финляндии чаще были на труднодоступных островах. Но тут вот вполне аутентично, с сараями.
60. Рыбу тут таки действительно ловят немного до сих пор, соответствующие принадлежности валяются и мелкие рыбацкие суда стоят, а на заднем плане в домике рыбу потрошат.
61. Но жить здесь, конечно, давно уже никто не живет, и все домики, и мелкие совсем хижины, и более капитальные чуть подальше от пристани, используются исключительно как дачи. (На топографической карте Финляндии дачи и жилые дома для постоянного проживания обозначаются разным цветом, так что это легко узнать.)
63. Вид на юг на скалистое побережье — вода этой весной в Ботническом заливе низко очень стоит.
64. И на север — на оконечность этого полуострова и открытое море.
65. На горизонте хорошо виден лежащий в 4-5 км отсюда остров Соклотхеллан (Soklothällan), с большим деревянным дневным знаком 1824 года постройки, наподобие того, что я поближе снимал на Месшере под Якобстадом — Месшер лежит всего в 12 км на северо-восток от Соклотхеллана. На острове видно несколько домиков, один из которых был когда-то лоцманской станцией. Правее, на более лесистом и сросшемся с Соклотхелланом Хеллгрундете (Hällgrundet), виден также небольшой маяк.
66. С западной же стороны от города расположены два полуострова, на оконечности западного из которых, за деревнями Хирвлакс и Мунес (Hirvlax, Monäs), находится безумно красивый пляж Стурсанд (Storsand, швед. Большие пески). Отсюда у меня летние фото есть — использовали пару лет назад этот пляж по прямому назначению разок.
67. Замечательно красивое место и, по-моему, ближайший к Ваасе крупный природный морской пляж — по сути первый большой пляж северного Ботнического залива, считая с юга. Его не следует путать с другим Стурсандом под Якобстадом — там тоже отличное место.
68. Места тут вполне цивилизованные, пляж благоустроенный и дорога до него есть, по соседству расположен кемпинг Klippan, в сосновом бору за пляжем несколько пеших маршрутов.
69. На заднем плане лесистый остров Лотан (Lotan), до которого при большом желании можно даже, наверное, доплыть, 250 м по кратчайшей линии.
70. А далеко в море — маленький архипелаг Стуббен (Stubben), где едва различимы отсюда очертания других маяка и дневного знака.
71.
72. К западу от Нюкарлебю, поглубже от моря, тоже на историческом тракте вдоль Ботнического залива, лежит село Мунсала (Munsala) — предположительно название от финского Mutasalo, "Илистый остров".
73. Мунсала была отдельным муниципалитетом когда-то, но объединилась с Нюкарлебю еще в 1975, и сейчас в селе, кроме церкви, смотреть особенно не на что. Исторически же оно интересно том, что это было самое левое место во всей Остроботнии.
Остроботния — как шведоязычные, так и финскоязычные районы — как известно, была и в значительной степени является до сих пор консервативным и политически правым регионом, из-за того, что исторически было тут мало крупных поместных землевладельцев и бедных крестьян-торпарей, не очень много промышленности с рабочими, зато много — мелких, но вполне обеспеченных и независимых землевладельцев-крестьян. Недаром еще в Гражданскую войну именно здесь была главная цитадель белых. Но по какой-то причине именно в Мунсале распространение внезапно получили левые идеи — выросшие на почве местных христианских течений, в частности баптизма. Это неофициальное движение за социальную справедливость, пацифизм и против многих традиционных институтов, включая официальную церковь, существовало в основном в первой половине 20 века и звалось Мунсальским радикализмом (Munsalaradikalismen) или Мунсальским социализмом (Munsalasocialismen). Движение не имело лидеров как таковых, не ассоциировало себя с какой-либо конкретной политической партией, дальше Мунсалы не распространилось никуда и постепенно сошло на нет, но интересно, что в Войну-Продолжение 1941-1944 мунсальцы намного чаще дезертировали с фронта, чем все остальные остроботнийцы. Дезертирство и т. н. "лесные гвардейцы", metsäkaartilaiset, — скрывавшиеся от властей дезертиры, — не были в той войне особо редким явлением (потому что многим солдатам после пересечения старой, до Зимней войны, границы Финляндии стало непонятно, за что еще дальше воевать), но остроботнийцы традиционно и там выделялись патриотизмом, а вот у мунсальцев этот пацифизм поспособствовал. Многие в итоге бежали в Швецию.
74. Церковь же вполне себе годная, каменная, 1792 года. По одной из версий, в ней находится самый старый действующий орган Финляндии, изначально построенный для Коккольской церкви в 1736.
75. Обычные атрибуты сельской церкви — амбар, использовавшийся для запасов зерна на черный день, воинское кладбище и традиционная для Остроботнии статуя солдата-инвалида для сбора пожертвований (vaivaisukko).
76. Церковь была одной из остроботнийских (и вестроботнийских) церквей, к строительству которой приложил руку мастер Якоб Рийф (Jacob Rijf, 1753-1808). Он был из известного рода церковных мастеров, родился в деревне Лепплакс под Якобстадом и имел дом в Соклоте под Нюкарлебю — я случайно наткнулся на посвященный ему информационный щит почти что посреди полей. Рийф стал первым финном, выучившимся на архитектора в Стокгольмской академии искусств, и сделал хорошую карьеру; из тех его церквей, которые мне довелось в этом блоге уже показать — церкви Алаторнио и Вимпели. Последней его работой стала реконструкция Кунгсхольмской церкви в Стокгольме.
77. Недалеко от современного главного въезда в Нюкарлебю, в 3 км на юг по трассе 749 по долине Лапуанйоки, у дороги стоит весьма монументальный памятник Финляндской войны 1808-1809 — битве при Ютасе (Jutas, фин. Juutas, Juuttaan taistelu) 13.9.1808. Битва по смыслу тесно связана с произошедшей уже на следующий день битве при Оравайсе, важнейшим сражением всей войны, где шведско-финская армия понесла решающее поражение. Шведская армия под командованием маршала Клингспора отступала по остроботнийскому побережью на север, где на поле под селом Оравайс генерал Адлеркрёйц неудачно попытался дать бой, и был разбит наголову. Но поражение было бы еще хуже, если бы шведам не удалось дать отпор русским при Ютасе накануне; русские отправили из Лапуа вниз по долине Лапуанйоки около 1500 человек под командованием генерал-майора Косачевского перерезать шведам пути отступления севернее Оравайса, в Нюкарлебю. Клингспор, к счастью, сумел это вовремя предвидеть, и отправил сравнимых размеров отряд под командованием полковника Георга Карла фон Дёбельна (Georg Carl von Döbeln, 1758-1820). Несмотря на изможденность войск, плохое снаряжение и то, что сам фон Дёбельн еще не оправился после серьезной болезни, здесь, на развилке дорог у старой переправы у деревни Ютас, им удалось одержать победу и защитить Нюкарлебю и тракт; погибло около 40 шведов и финнов, и втрое больше русских. Благодаря этому основная армия смогла после Оравайса отступать на север относительно беспрепятственно, вплоть до Олкийокского перемирия.
78. Памятник битве был установлен еще в 1885 году, и посвящен лично фон Дёбельну — он всегда изображается с повязкой на голове, с которой он ходил после полученного еще в Войне Густава III (русско-шведская война 1788-1790) ранения. На памятнике по-шведски и по-фински выбита последняя строфа главы "Дёбельн в Ютасе" (Döbeln Juuttaalla) "Рассказов прапорщика Столя" (Vänrikki Stoolin tarinat, 1860) главного финского поэта Рунеберга — это знаменитая патриотическая поэма о Финляндской войне, слова начала которой стали современным гимном Финляндии. Эта же глава заканчивается словами: "...Но как ни радуйся[, родина], иль не скорби, не вспомнишь дня прекрасней, чем день этот, день Дёбельнов." Фон Дёбельн, не считая этой войны, иного отношения к Финляндии никакого не имел, но исторически его тут тем не менее очень уважали — как одного из немногих толковых шведских военачальников в той войне.
79. На восток от Нюкарлебю находится станция Ковйоки (Kovjoki) железной дороги на Кокколу-Оулу, и начинающаяся от нее Ковйокская, или Нюкарлебюсская музейная ж/д (Nykarleby Jernväg). Про эту музейную узкоколейку я рассказывал в предисловии, а показывал еще семь лет назад, так что повторяться не буду — хоть и старый там пост, но вполне нормально все показано.
80. Так что последним заглянем в село Йеппо (Jeppo, фин. Йепуа, Jepua). Это уже значительно выше по Лапуанйоки, километрах в 17 на юг от города. Тоже объединилось с городом еще в 1975, но все-таки остается на данный момент немного побольше Мунсалы. Церковь Йеппо довольно обыденная деревянная, 1861 года, отстоит от остального села километра на полтора.
81. Немудреные сельские пейзажи. В Йеппо необычно то, что здесь очень много украинцев, причем не из-за войны, а уже в 2019, судя по новостям, тут буквально каждый десятый житель был украинец. Я толком не понял, почему, видимо образовалась какая-то диаспора из работавших на одном предприятии.
82. В Йеппо Лапуанйоки, разбивающаяся на два рукава в 6 км выше по течению и образующая большой остров, сливается обратно. На восточном рукаве — симпатичная бывшая мельница.
83. А на западном, в деревне Киитола (Kiitola), чуть отстоящей от остального села — остатки ГЭС у бывшей шерстопрядильной фабрики, действовавшей в 1880-1930-х годах. Потом здесь была разная другая промышленность.
84. Мост в Киитоле отстроен заново буквально в прошлом (2024) году. В 2023 я тоже здесь останавливался, и тогда на старом мосту было ограничение всего в 2 т.
85. Снять я тогда мост не додумался, но тогда, в половодье в апреле 2023, река в Йеппо выглядела так.
86. Железная дорога на Кокколу-Оулу проходит через Йеппо — пару десятков километров от Алахярмя она следует долиной Лапуанйоки, но отсюда дальше заворачивает на северо-восток на Ковйоки мимо города Нюкарлебю. Станция Йеппо используется лишь для разъезда, пассажирского движения нет с 1991 и грузового с 2002, платформы снесены, а типовой небольшой деревянный вокзальчик-ровесник ж/д (1886), по-видимому, заброшен.
87. Ну а в стороне от Йеппо, через трассу 19 на Лапуа и Сейняйоки, находится завод Mirka — крупнейшее предприятие всего Нюкарлебю в наши дни. Это производитель наждачной бумаги и различных других шлифовальных продуктов — один из типичных примеров финской и вообще европейской компании, производящей что-то жутко узкоспециализированное, и в этой своей сфере являющейся одним из мировых лидеров. Компания основана в 1943, в Йеппо действует с 1962 (первое время как раз на той бывшей шерстопрядильной фабрике), и в 1966 куплена компанией Keppo.
Компания Keppo ныне зовется KWH Group — Keppo, Wiik, Höglund. Это одна из относительно редких в наши дни крупных промышленных компаний, остающихся в семейной собственности (14-я крупнейшая семейная компания Финляндии на 2021). Эмиль Хёглунд и Эдвин Виик основали в 1929 компанию Wiik & Höglund, изначально занимавшуюся торговлей лесом, но со временем расширившую деятельность и на другие сферы. Компанию Keppo основал тот же Хёглунд в 1937, и она занималась звероферамами — разводили норок на мех.
Зверофермы — специфическая отрасль, которая в наши дни в Финляндии осталась почти исключительно в Остроботнии; нередко тут в сельской местности можно увидеть характерные длинные низенькие загоны. Отрасль в народе крайне непопулярна в наши дни — животных держат в плохих условиях (хозяева звероферм, конечно, утверждают, что в хороших) только ради того, чтоб потом забить на мех, который в Финляндии даже никто в наши дни и не носит, а продают только за границу, обычно в Китай. Тем не менее, в отличие от соседних стран, эту отрасль пока не запретили — у нее пока остается достаточно много лоббистов, в том числе в рядах Шведской народной партии — раз эта отрасль в основном существует в шведоязычной Остроботнии.
Компания Keppo, действовавшая с 1954 в купленном Хёглундом поместьем Кеппо невдалеке от Йеппо, — такие уж тут названия, Кеппо да Йеппо, — в 1950-80-х была самым большим заводчиком норок в мире, но в 1984 объединилась с Wiik & Höglund в KWH, и к 1990-м отказалась от звероферм. В настоящий момент KWH, помимо Mirka, владеет логистическим концерном Backman-Trummer и расположенным в собственно Нюкарлебю заводиком Prevex, изготавливающим сифоны для сантехники — тоже вот такое вот узкоспециализированное предприятие. Но Mirka самое крупное, имеет заводы в Йеппо, Оравайсе, Якобстаде и в Южной Финляндии в Карисе, в США вот вроде недавно что-то открыли. С Mirka имел удовольствие работать даже автор этих строк, в рамках своей повседневной работы в мелком ваасанском IT-контракторе.
Так что, как и большинство шведоязычных городов и волостей Остроботнии, Нюкарлебю можно все-таки отнести к тем местам, где дела по сей день идут относительно неплохо в экономическом плане — несмотря на самые скромные размеры этого старого городка.