В этом краю я еще не бывал сам, да и если бы побывал, вряд ли бы просто так увидел особо много интересного. Так что про скольтов лучше рассказать статьей с сайта "Новый Инари". Оригинал статьи опубликован в 2015 году. Перевод с финского мой.
Мужчины с Севеттиярвской дороги
Текст: Туйя Сорьянен, фото: Антти Сеппонен
Саамы–скольты были оторваны от своих корней во Вторую Мировую войну. Теперь первое поколение, выросшее в новых домах, уже состарилось. "Дверь закрой, черт побери! Спасибо", написано на табличке на деревянной двери прихожей. Сергей К. Фофонофф проходит внутрь.
— Tiõrv! Гостей привел!
Юсси Килланен сидит за столом с чашкой с муми–троллями в руках. В печке горит огонь, пахнет мясным бульоном. От одного края комнаты до другого всего четыре шага. Килланен пожимает руку не без труда, но крепко, по–мужски. В другой комнате телевизор показывает лыжные гонки. В тишине стучат часы. Низкое зимнее солнце рассеивает полумрак комнаты. Оно слепит и уже немного греет.
— Ишь, скоро заметет, — говорит Килланен.
— Уж заметет так заметет. Лыжня хорошая будет, — отвечает Фофонофф.
Окно выходит на озеро.
— У ребят всегда в воде сети, — говорит Фофонофф.
Килланен и Фофонофф живут в этих местах почти всю свою жизнь. Мы находимся на северной стороне озера Инари, у Севеттиярвской дороги. Это дорога длиной 120 км, вдоль которой находятся родные чащи саамов–скольтов Финляндии.
Фофонофф отправился с нами проводником, потому что он знает все дома и всех людей этого края. Он бывший старейшина скольтов.
Он садится на диван с шапкой в руках.
Саамы–скольты — коренной народ Кольского полуострова. Живущие сейчас в Финляндии скольты родом из Печенги, с оторванной "руки" Финляндии, отошедшей Советскому Союзу в последнюю войну. Этот народ с суровой судьбой — самое маленькое защищаемое законом этническое меньшинство Финляндии.
В Войну–Продолжение скольты разом потеряли все и были вынуждены покинуть родную землю. Травматизированных эвакуантов разместили в глухом углу Остроботнии, а позже в районе Луоттокайры и Нангуярви, в бывших немецких бараках. И лишь в 1949 году их поселили в районах Севеттиярви, Няятямё, Неллима и Кевяярви,в маленьких бревенчатых домиках.
Домик Килланена — один их тех 50 маленьких домовв окрестностях Севеттиярви, которые Финляндское государство построило само, или для которых предоставило стройматериалы.
Выросшее в этих домах поколение уже состарилось.
За прошедшие 66 лет этот медвежий угол пережил немало невзгод.
Финляндское государство хотело, как лучше: оно дало скольтам дома и участки, на которых те могли бы начать новую жизнь. Дома на участках строились такого же вида и устройства, как и в знакомых, существующих в каждом городе, районах односемейных домов фронтовиков и эвакуантов, но намного меньше по площади, едва достигая 30 кв. м.
Смысл этого заключался в том, чтобы образ жизни скольтов был бы восстановлен так близко к старому, как это возможно. Дома построили по мерке старых скольтских жилищ, которые были у них до войны. Так же и выбор территорий для переселения скольтов был многоступенчатым процессом, в котором могли принимать участие и сами скольты. Однако новый край все равно отличался от оставленную СССР скольтской родины.
Хотя переселенцам из Карелии были предоставлены земельные участки в качестве компенсации утраченных, в случае скольтов Финляндское государство не посчитало, что они владели на переданной СССР территории чем–либо значительным. Хотя они получили право пользоваться новыми участками, но, например, делить или продавать их им было нельзя на протяжении 50 лет.
Чтобы скольты не испытывали чрезмерных трудностей от изменившегося образа жизни, в их отношении был принят специальный закон, гарантирующий сохранение скольтской культуры. Он дал скольтам разрешение практиковать на отведенной им территории, на государственных землях и водах, свои традиционные средства к существованию. Например, закон разрешил скольтам ловить рыбу в государственных водах, и размещать, по официальному разрешению, избы для оленеводства, охоты и рыбалки в требуемых местах.
Стремление сохранить скольтскую культуру обычно считается шагом в нужную сторону, но на практике иногда вызывало недовольство у других обитателей этих земель. Так, например, инари–саамы любят подчеркивать, что именно они — коренное население этой территории. Некоторые инари считают, что это их права на эту землю должны были быть защищены законом.
В доме Килланенов общая комната и спальня. Снаружи он бревенчатый, как в старину, и выкрашен красной охрой. Изнутри стены плоские. Водопровод Килланенам провели прошлой осенью. Сауна сгорела три года назад, но односельчане собрались вместе и построили им новую.
Изначально в этом доме жили восемь человек. Тогда их фамилия была еще не Килланены, а Гаурилоффы. Сейчас Юсси Килланен живет здесь с братом. Тот сейчас в деревне Севеттиярви.
— А все отсюда, кто старше был, уже на кладбище, — говорит Килланен. Ему 81 год, а в Севеттиярви он впервые попал 15–летним.
— Или в "Сосновой роще", — добавляет Фофонофф. Он имеет в виду дом престарелых "Сосновая роща" (Männikkö) в селе–муниципальном центре Ивало.
Когда–то в Севеттиярви переселили около трехсот скольтов. До этого здесь были лишь редкие наделы инари–саамов, горных саамов и финнов.
В маленьких домишках могли ютиться больше десятка человек, позже — по целых четыре поколения сразу. Как и в других домах эвакуантов и фронтовиков, в скольтских домиках после войны рождалось много детей.
Когда–то плотность населения в домах в этой лапландской глуши была чуть ли не самой высокой в Финляндии. Теперь людей стало намного меньше.
Оба брата Килланены не женаты. Так же, как и многие другие жители домов у Севеттиярвской дороги.
Сейчас это мир одиноких мужчин.
Мы желаем Юсси Килланену хорошего дня и отправляемся на северо–восток, в центр деревни Севеттиярви.
Фофонофф только что приобрел новую машину, большой полноприводной Мицубиси ASX.
— Чтоб Роопе тут жить мог, — говорит он, имея в виду своего шестилетнего беспородного сторожевого пса, который любит поездки на машине.
Едем в бар "Севетти". Фофонофф отдал этому бару немало лет — работал в нем охранником.
Закусочная находилась в этом самом месте с самого начала, так же, как и поликлиника, и школа. На наружную стену прибиты почтовые ящики селян. Здесь же работает почта, лотерея "Вейккаус", продуктовый магазинчик и аптечный киоск — все в одном лице.
Обыденного вида интерьер состоит из нескольких деревянных столов. Садимся за один из них, на котором лежит православная газета объявлений "Паймень–Саномат". В углу стоит кукольный ангелочек, у дальней стены — мягкая игрушка–снеговик. По радио играет инари рэп–артист Амок.
Это совсем другой мир, чем тот, из которого пришли скольты. Многие вещи на новом месте поменялись навсегда.
В Печенге скольты кочевали семьями весной, летом и осенью, как того требовал их традиционный образ жизни. На зиму селились вместе в зимних деревнях. Там друг с другом знакомились и находили вторую половину.
После эвакуации кочевому образу жизни и зимним деревням пришел конец. Суоникюльских скольтов расселили вдоль территории длиной около 60 км. Поначалу у них не было дороги. Из–за плохих транспортных связей дети жили при школе отдельно от родителей.
В послевоенные десятилетия скольтская идентичность терпела много ударов. Режущие слух русские фамилии давали многим повод звать новых переселенцев "рюссями". Разговоры на скольтско–саамском языке в школе были долгое время запрещены, а учитель бил не слушавшихся указкой по пальцам.
Старые скольты тосковали по отошедшему СССР Печенгскому краю.
Почти все олени, как и прочая собственность скольтов, после войны остались за границей. Возрождение оленеводства дало еще одну причину для стычек с остальным населением. Но скольты не имели возможности держать много оленей, и оленеводство не могло прокормить всех.
Возможности для другой работы тоже были скромными.
Многие лечили свои горести алкоголем.
— Неумеренное пьянство унесло много жизней, — говорит Фофонофф.
Бар пуст. На часах почти пять вечера пятницы. Закусочная в последнее время опустела. Хозяева подумывали закрыть ее, но, к счастью, нашлись желающие ее приобрести.
Едем дальше.
Фофонофф спокойно и неторопливо ведет машину по извилистой дороге, помня об опасности встречи с оленями. Дорога сильно петляет, и невозможно предсказать, что будет за очередным поворотом. Торопящиеся к норвежской границе грузовики проносятся мимо на большей скорости.
Фофонофф хорошо знает дорогу. Отчасти эта дорога существует именно благодаря ему.
Когда скольты пришли сюда, дорога была не более чем неприметной колеей для повозок, стародавним торговым путем в норвежский Финнмарк и область Варангера. Дорогу строили и реконструировали во много этапов. На посту скольтского старейшины Фофонофф вместе с чиновниками вел переговоры с государством о финансировании строительства дороги. Таковое было предоставлено, и в 1970–х годах селяне праздновали открытие дороги, по которой можно было ездить между Севеттиярви и Няятямё. Фофонофф сам перерезал бело–синюю ленточку с парой других высокопоставленных лиц. Потом был оркестр и танцы.
Бывший скольтский старейшина Яакко Сверлофф говаривал, что дорогу сюда никогда не построят, потому что по ней вся молодежь отсюда и уедет.
Дорога привела работу, движение и людей.
Немного иронично, что именно отсутствие дороги изначально и сделало Севеттиярви центром скольтской культуры. В Севеттиярви она сохранилась заметно лучше, чем в других скольтских деревнях — Неллиме и Кевяярви.
В Неллиме и Кевяярви поселили в основном скольтов с ближних территорий Печенги и Паз–реки, отошедших СССР. Там они контактировали с финским и норвежским населением издревле. Их и расселили у уже существовавшей дороги. Но та Неллимская дорога сейчас в плохом состоянии. Весной она сильно страдает от распутицы. Неллим сейчас — тупик у нынешней российской границы. А Севеттиярвская дорога — важный международный транспортный коридор в Норвегию, в Киркенес.
Дорога приводила, но так же и уводила.
Женщин дорога увела. Для них не было здесь работы.
Случайными подработками для них могли быть сбор шишек на лесоповале и высадка новых деревьев. В этом регионе сажали сосну и ель. Их шишки собирали ради семян. Этим занимались все женщины, даже хозяйки дома.
— Прямо тут вот и горбатились. Кто–то прямо в скольтских шапках. Но обычно их не надевали в дорогу, — рассказывает Сергей Фофонофф. В те времена он работал бригадиром в Лесном управлении. В лучшие времена у него было 60 подчиненных.
В 1960–х годах в домах начало становиться тесно. Молодые женщины стали уезжать на учебу и на работу. В городах они могли найти мужа, с которым селились далеко от родного дома.
Об отчих домах оставались заботиться мужчины.
Мужчины ухаживали за матерями; многие из них рано овдовели, так как мужчины из пережившего войну поколения умирали рано. Теперь, когда не стало и матерей, многие мужчины остались здесь в одиночестве.
Артто Фофонофф — двоюродный брат Сергея Фофоноффа, и живет в деревне Супру в доме поновее.
Сергей Фофонофф кричит приветствие по–скольтски из дверей, и представляет гостей. Артто Фофоноффа не видать. Он сидит на диване у окна в расслабленной позе.
Фофонофф живет в этом доме один. Он никогда не был женат.
— Нету здесь женщин. Вот кроме тебя, никого и не вижу, — говорит он.
— Была у меня подружка, да живет сейчас в Рованиеми. С мужем своим. Ай, да что говорить.
Он смотрит в окно. Дом стоит на берегу реки.
— Там, в речке, небось, золото есть.
Как–то раз здесь в округе нашли камень с "кошачьим золотом", пиритом. Камень выбросили как бесполезный.
— В тот бар иногда геологи заезжают. Говорят, если кошачье золото есть, значит, и настоящее где–то рядом должно быть.
Артто Фофонофф никогда не уезжал из Севеттиярви, здесь у него всегда была работа. Он был плотником, лесорубом и оленеводом, трудился под началом Сергея Фофоноффа на Лесное управление. Мужчины вспоминают, как как–то раз после поездки на снегоходе кто–то забыл рядом скольтскую женскую шапку. Долго выуживали ее из сугроба, а хозяйку так и не нашли.
— А что б я не делал, а богатства так и не нашел.
— Что богатства, что любви, — говорит Сергей Фофонофф.
Говорим о проблеме алкоголизма в этом краю. Артто Фофонофф считает, что из нынешних проблем эта самая серьезная.
— Мужики двух слов связать не могут. С ним заговоришь, а он уже в стельку пьяный.
В 1970–х годах у Севеттиярвской дороги произошло много перемен. Это было время новых строек. Выросшие в маленьких домишках дети стали взрослыми, и им были нужно новое жилье. Многие уезжали отсюда, но иные и вскоре возвращались.
Так называемые новые скольтские дома строились в 1970–1980–е дома для тех, кто желал остаться в этих местах или вернуться сюда на родину. Они были намного больше, чем старые послевоенные домики.
В те же годы достроили Севеттиярвскую дорогу и провели сюда электричество. Государство помогало со строительством новых домов и ремонтом старых, что вызвало критику со стороны других групп населения.
А вот с работой это так и не помогло.
Выросшее в новых домах поколение мечтало о возможностях и соблазнах большого мира, как и вся сельская молодежь в остальной Финляндии. Новое поколение в Севеттиярви хотело уехать прочь отсюда. Родители оставались в больших домах вдвоем.
Сейчас здесь снова появились возвращенцы. Скольтская культура и собственные корни интересуют около тридцати скольтов. Саамское самосознание наконец–то воспряло. Севеттиярви, конечно, никакая не земля обетованная, но здесь родинаи идентичность.
Однако нынешняя проблема Севеттиярви в нехватке жилья, и желающим вернуться не хватает домов. Опустевшие старые избушки совсем затерялись на берегах озер. Зачастую бывают проблемы с разделом имущества. В большой семье трудно договориться, кому остается дом.
На другой стороне Севеттиярвской дороги живет брат Артто Фофоноффа, Сергей. Два Сергея зовут друг друга тезками. Один — Кирилинпойка (Кириллович), другой — Оллинпойка (Оллиевич). То есть К. и О.
О. живет в большом бревенчатом доме под двускатной крышей, в лесу. Когда Мицубиси К. въезжает во двор, видно, как в комнате светится телевизор. Во дворе стоит старенький Мерседес. Как и во всех скольтских домах,что старых, что новых, двери выходят на юг.
Когда мы заходим внутрь, телевизор уже выключен. В комнате пахнет табачным дымом.
Гостиная высокая, точно церковь. Единственная мебель — темный кожаный диван и кресла. Сергей О. Фофонофф садится в кресло и сворачивает несколько самокруток, но не закуривает сразу же. Пепельница полна окурков. Говорим о том, о сем.
— Читал в газете, что витамин D от астмы помогает, — говорит Сергей О.
— Да быть не может, — отвечает тезка.
Сергей О. Фофонофф — оленевод. В 1970–х годах он уехал работать рабочим–металлистом в Тампере, но жизнь заводского города оказалась для него слишком суматошной и многолюдной. Он вернулся на родную землю, в деревню Супра. Дом он построил в начале 2000–х годов. Он всегда жил в нем один.
На кухне в маленьких тарелочках лежат рыбьи головы и прочий улов. Хозяин заваривает кофе.
— Накрой на стол, женское же дело, — говорит он.
Кофе хватает ровно на четыре маленькие чашечки. О. Фофонофф показывает на лотерейный билет. Розыгрыш будет завтра. Главный приз — два миллиона.
— Этакие деньжищи. Что с ними делать–то.
Он открывает окно кухни с до сих пор не зажженной самокруткой в руке.
Когда мы уходим, О. Фофонофф выходит посмотреть на новую машину тезки,и машет нам на прощание, когда мы отъезжаем.
Осталось только поехать домой к нашему проводнику, где нас уже ждет приготовленный хозяйкой дома суп с курицей.
Иной мог бы сказать, что, когда завершаешь в этом месте путь по воде, цепью неведомых проливов, оказываешься у Господа за спиной.
Сергей К. Фофонофф живет в месте под названием Суойянперя, и это истинный рай на земле. Водная система Паз–реки заканчивается здесь узким заливом. Летом через залив иногда переплывают лоси. Лосята забредают почти на веранду. Во дворе — сауна, сарай и дремлющая под снегом клубничная грядка. У птичьей кормушки скачут чечетки. Роопе, дружелюбная дворняга Фофоноффа, с интересом принюхивается, видя их.
Сергею К. Фофоноффу было 9 лет, когда грузовик привез сюда новых обитателей этого края и их нехитрый скарб. Новая жизнь строилась из бревен, утеплялась мхом и соломой, и выкрашивалась красной охрой.
— Я так гордился, когда мне разрешили строить этот дом вместе с отцом, — говорит Фофонофф.
В конце концов дом вышел таким просторным, что мать подозревала, что в его комнатах можно потерять всех шестерых детей.
Дом с тех пор тот же самый, только стал почти наполовину больше. В нем около 63 квадратных метров: четыре комнаты, сауна и прихожая. Он обит выкрашенными в светло–зеленый досками, а двускатная крыша куда менее пологая, чем была в начале.
Пятнадцать лет Фофонофф жил в шести километрах отсюда, в типовом новом скольтском доме. Все это время он и не надеялся, что когда–либо вернется в то старое жилище. Самым счастливым днем жизни Фофоноффа стал тот, когда он смог продать типовой дом.
Вместе с сестрой они выкупили участок в Суойянперя у других наследников.
— Я чуть не заплакал, когда закончил делать новую крышу, — говорит Фофонофф и бросает взгляд на доски крыши дома.
Когда–то и Фофонофф едва не уехал из страны. Его сестра поступила в школу парикмахеров в Гётеборге и подыскала там Сергею место водителя грузовика.
— Но тут на Йорвапуолиярви приехала Матлеена.
Матлеена Фофонофф — известная скольтская рукодельница. У Сергея и Матлеены восемь внуков. Пару месяцев назад родился и первый правнук.
— Начинаем считать сначала, — говорит Фофонофф.